Фото: Елена Афонина/ТАСС
Александр Лифанов — бывший начальник отдела военно-мобилизационной работы Главного политического управления Министерства обороны. В силу специфики своей работы он изучал мобилизационный ресурс страны. А страна у нас — многонациональная. И к каждой нации был свой подход во время призыва в армию.
«СП»: — Александр Геннадьевич, как учитывались национальные особенности во время призыва?
— Это был одним из основных критериев для пополнения тех или иных родов войск. Наш отдел несколько месяцев составлял эту «национальную разблюдовку», учитывая колоссальный опыт прошлых лет. Мы у себя в отделе говорили: для каждой нации хороши свои войска. И сейчас в российской армии служат все: от негров до чукчей.
«СП»: — А негры у нас откуда?
— Первая большая партия призывалась в конце девяностых. Это были так называемые «дети Олимпиады» 80-ого года. Тогда приехавшие из Африки спортсмены перелюбили кучу зазевавшихся москвичек. И дети этой межрасовой любви через восемнадцать лет пошли служить. В моём полку, например, служил негр. Мама у него была русская, и он взял её фамилию Акиньшин. Прозвище его было Окинава. Служить ему нравилось. Окинава потом даже воевал в Чечне — уже по контракту. Кавалер медали «За отвагу». Много негров традиционно учатся в Институте дружбы народов в Москве. И в военкомате на Мичуринском проспекте тоже хватает чернокожих призывников.
«СП»: — И как им служится? В своё время расизм был сущим проклятием американской армии…
— У нас ничего подобного замечено не было. Они воспринимаются скорее как экзотика. При всём при этом негры — спортивные ребята. А для армии это очень хорошо. Они прекрасно бегают кроссы, марш-броски, выдерживают больше нагрузки. Хотя некоторые особенности гигиены с ними приходится соблюдать.
«СП»: — А что с представителями республик Северного Кавказа?
— После чеченских войн в армию перестали набирать призывников из Чечни. Иначе не избежать конфликтов с другими солдатами, многие из которых хорошо осведомлены об этих войнах. Да и отцы у многих в Чечне воевали. Но те-то служить хотят. Служба и война — это вообще их стихия. Поэтому решено было создавать в республике национально-территориальные военные формирования. Чеченцы и ингуши сейчас служат в военной полиции в Сирии на ротационной основе. Хорошо служат, кстати.
«СП»: — А кого берут в элитные войска?
— В пограничные войска набор призывников проходил традиционно по национальному признаку. Туда призвали славян, татар, башкир и жителей народов Поволжья. Из российских угро-финнов наиболее упёртыми волками считалась мордва. Мордвин с хорошей спортивной подготовкой предпочитали набирать в ВДВ и всевозможные спецназы. Во время обоих чеченских компаний была практика формировать парные пулеметные расчеты из мордвы-земляков из одного села. Считалось, что мордвин при односельчанине никогда не струсит, чтоб не покрыть себя пожизненным позором. Самыми ревностными служаками считались татары. Считается, что у представителей этой нации — наиболее гармоничное сочетание храбрости и дисциплины. Они служат не за страх, а за совесть. И других тоже заставляют. В армии есть шутливая поговорка: «Чтоб тебе заполучить старшину-татарина!» Въедливость, щепетильность и ответственность татар в войсках тоже стали притчей во языцех.
В начале 90-х, когда был демографический кризис и солдат остро не хватало, на границу с Афганистаном стали призывать местных таджиков. Это оказалось не самой лучшей идеей. На заставах стали вспыхивать конфликты таджиков с русскими. Пограничниками таджики оказались не самыми лучшими, а вот провокаторами хорошими. Потом от этой практики отказались.
Мордва, чуваши, марийцы из сёл традиционно получали профессию тракториста. Поэтому часть их уходит в танкисты. Буряты, якуты, тувинцы и калмыки — хороший контингент для снайперов. Хотя в быту бывают крайне агрессивны — особенно когда их много в подразделении. И это тоже надо учитывать. По неписаным правилам в роте больше двух призывников таких «агрессивных национальностей» быть не должно. Кавказцев это тоже касается.
Национальный призыв иногда формируется в зависимости от потребностей сегодняшнего дня. В Афганистане в каждой роте было минимум два таджика-переводчика. Они занимались радиоперехватами. Сейчас в войсках даже солдаты учат украинский язык.
«СП»: — Но армия же не всегда воюет. Отдыхать и благоустраиваться тоже приходится…
— Всё правильно. Поэтому в каждом подразделении есть свой хозяйственный взвод. Раньше костяк его составляли армяне. С одной стороны армяне (особенно уроженцы Карабаха) традиционно считались неплохими вояками. Но офицеры и прапорщики гораздо выше ценили их хозяйственную и деловую хватку. Все строительные и отделочные работы в части, как правило, делегировались именно армянам. Кроме того, они хорошо разбираются во всех видах колёсной и гусеничной техники, поэтому являлись постоянной клиентеллой танковых подразделений и всевозможных автобатов.
Азербайджанцам в Советской армии служить было очень тяжело. И боевая, и огневая, и строевая подготовка давались им с большим трудом. Они были явно не созданы для армии. И их брали чаще всего в строительные подразделения. В своё время на базе воздушно-десантной дивизии в Кировобаде (нынешний Гянджа) был создан специализированный парашютный центр для призывников-десантников. Такие центры были чрезвычайно популярны в России. Очарованные службой в голубых беретах русские пацаны ломились в ВДВ табунами, и в «прыжковых» центрах в других регионах СССР отбоя от желающих не было. А в Азербайджане из местной молодежи прыгать не возжелал вообще ни один человек. Там месяцами царила пустота. И центр пришлось закрыть из-за абсолютной невостребованности. Не рвались азербайджанцы и в элитные войска. Прагматичные кавказцы выбирали стройбат ещё и потому, что эта служба позволяла овладеть очень полезной на гражданке строительной специальностью.
Ещё их частенько призывали в войска ПВО, где строительных работ традиционно было хоть отбавляй. Как шутили сами солдаты, «два солдата из стройбата заменяют экскаватор, а солдат из ПВО заменяет хоть кого». Хотя недавно в войне за Карабах азербайджанцы показали себя очень неплохо. Огромные деньги, направленные на боевую подготовку в течение десятков лет, дали всё-таки результат.
Латышей, литовцев и эстонцев предпочитали призывать в морфлот и инженерные войска. Они традиционно считались хорошими мореходами и технарями. А вот этнических поляков, традиционно проживающих на территории этих республик, с учетом генетической дерзости шляхты, старались направлять в элитные подразделения — в основном в войска ВДВ.
Командиром того рижского ОМОНа (костяк которого составляли русские) и который в свое время держал в страхе всю Прибалтику, был бывший, десантник-афганец, этнический поляк Чеслав Млынник. Омоновцев из Риги называли последними рыцарями Советского Союза.
Узбеки-призывники, попав в войска, всегда рвались на кухню. Кухня — это их родная стихия. Готовить они могут сутками напролёт. Но полевых и полковых кухонь на всех не хватало, и им приходилось служить там, куда и кем призовут.
Много лет самыми проблемными призывниками считался контингент Северного Кавказа. С одной стороны, казалось бы, они должны быть идеальными солдатами — в силу высоких спортивных и бойцовских качеств. С другой стороны — всё портило местечковое, ущельное мировоззрение. Оно у них зачастую превалирует над имперским. Те же дагестанцы никогда не ощущали себя слугами Империи и защитниками большой страны. И в войсках часто становились конфликтогенами. Общая нездоровая ситуация, которая складывалась вокруг них, усугублялась ещё и тем, что они ощущали себя прямыми потомкам предков, веками воевавших с Россией. И в армии вели себя довольно специфически. Сначала служили ревностно, чтобы получить сержантские погоны и стать младшими командирами. А получив вожделенные лычки, начинали глумиться над личным составом. Это неминуемо приводило к снижению боеспособности всей части.
Офицеры довольно долго попадались на эту «кавказскую удочку». А потом, осознав сущность обмана, объявляли этим же кавказцам войну. Порой это приводило к самым трагическим последствиям — вплоть до убийств. Сейчас найдено соломоново решение — кавказцев в войсках «берут в оборот» ещё на стадии курса молодого бойца. Фактически ломают их гонор об колено. Кто выдержит этот прессинг — служит дальше. У кого национальная спесь и гонорар окажутся сильнее — имеют все шансы провести всю службу на гауптвахте или в дисциплинарном батальоне. А то и в тюрьме.
В силу сложившихся исторических обстоятельств призывники из Украины и Белоруссии выпали из общей массы мобилизационного резерва. Украинцы считались хорошими вояками, потому что в армии пределом их мечтаний тоже были сержантские лычки. В войсках даже была поговорка: «Хохол без лычек — как коробок без спичек». А сержантом мог стать только хороший боец — образец для подражания всего личного состава. Белорусов отличала выносливость и исполнительность.
«СП»: — В результате развала Советского Союза страна покрылась целой сетью кровавых межэтничнских конфликтов. А как с этим обстояло дело в армии?
— Ещё в советской армии была практика «несведения» в одной части конфликтующих этносов — иначе это могло привести к мощному социальному взрыву. Нельзя было собирать в одном подразделении призывников из Армении и Азербайджана, Осетии и Ингушетии, Грузии и Осетии. Последующие после развала СССР межэтнические войны подтвердили разумность этой практики.
А в целом — ситуация в развитии. Этносы мигрируют (иногда массово), в стране стремительно растёт число межнациональных браков. Так что этнический фактор остаётся одним из главных критериев при призыве молодого человека в войска.
