Премьера заслужила овации
В Большом состоялась ожидаемая премьера — впервые за 100 лет здесь поставлена «Саломея», великая, скандальная, шокирующая опера Рихарда Штрауса в постановке музыкального руководителя театра Тугана Сохиева, немецкого режиссера Клауса Гута и его многолетнего соавтора художника Этьена Плюсса. Постановка была заявлена как совместная с Метрополитен-опера. Что это значит сегодня в условиях, когда Мет закрыта из-за пандемии, не вполне ясно. Как бы там ни было, ансамбль приглашенных солистов во главе с Асмик Григорян и оркестр Большого театра сделали это. И сделали великолепно.
Фото Дамира Юсупова / Большой театр
Когда в Большом заявили о планах поставить «Саломею», прошла информация, что заглавную партию споет Анна Нетребко. Потом выяснилось, что звезда отказалась. И это тот случай, когда все сложилось к лучшему: представить себе оперную диву в ее сегодняшней форме в партии Саломеи весьма сложно. Тем более в концепции, которую предложили маэстро Туган Сохиев и Клаус Гут, Асмик Григорян оказалась идеальным попаданием в тот образ, который предъявили зрителям создатели спектакля.
В прочтении Гута Саломея — полуребенок, испуганное, несчастное дитя, которое под действием пророчеств Иоканаана выходит из транса и попадает в не менее ужасное состояние безумия и одержимости. Асмик Григорян справляется с этой задачей безупречно: актрисе удается создать образ трогательный, жертвенный, вызывающей сочувствие. Она — не роковая соблазнительница, не олицетворение порока, а жертва этого самого порока.
Пространство решено Этьеном Плюссом в стиле помпезно-инфернального ампира: дворец Ирода роскошен и мрачен. Жесткие декорации черного цвета — панели, рельефы, лестницы, тяжелые занавеси. В какие-то моменты на декорации направлена проекция — это тот же интерьер, но дрожащий, зыбкий, ирреальный. Эффект — впечатляющий. На сцене все время присутствуют фигуры с головами овнов. Они живут своей жизнью, проплывая в жутковатых безмолвных шествиях: эра Овна заканчивается, наступает эра Рыб — и это тот зодиакальный рубикон, который переступает человечество на пороге новой веры, провозглашенной в пророчествах Иоанна Крестителя.
Сцена начинает подниматься — обнаруживается нижний уровень: подвал, заполненный белым известковым песком. Разбросаны детские игрушки, стоит лошадка-качалка… И становится понятна трагическая история маленькой Саломеи, ставшей объектом домогательств Ирода. Постановщики придумали классный ход: у Саломеи — семь ипостасей. Кроме самой Григорян — это шесть разновозрастных девочек от подростка лет 14 до 6-летней крошки. Они выстраиваются, как популярные некогда «слоники», по росту — и это вовсе не забавно, а очень больно. Одинаковые черные платьица, одинаковые белые гольфы, одинаковые крашенные в блонд парики с темными волосами у корней. И эта деталь заставляет содрогнуться: Саломея превращена в куклу по воле своего отчима-педофила. В подвале томится и прикованный цепями Иоканаан. Немецкий баритон Томас Майер в роли пророка экспрессивен и выразителен. Полуголый, покрытый белой пылью, он в точном соответствии с сюжетом избегает встретиться глазами с Саломеей. Голос его мягок и объемен в пророчествах, но когда он отвергает Саломею, трижды пытающуюся соблазнить его, он становится агрессивным и непримиримым. Саломея и здесь не меняет своего образа: она ищет любви, а не греха.
Иродиада (итальянская певица Анна Мария Кьюри) — «рыжая лиса», пародия на женщину-вамп эпохи модерна, с длинным мундштуком во рту, вечно пьяная и истеричная. Певица педалирует эту истеричность, иногда излишне переходя на крикливые интонации, однако в целом образ сложился: обвиненная Иоканааном в страшных грехах, она виновна прежде всего в том, что не уберегла свою дочь от вожделения своего мужа.
Ирод в исполнении тенора из Германии Винсента Вольфштайнера — мелочен, суетлив, смешон и… обречен. Это вовсе не властный тетрарх, перед которым трепещет Иудея, а отвратительный педофил, находящийся в полной власти своего порока.
Танец семи покрывал — кульминация любой постановки «Саломеи». И это всегда — интрига: как создатели спектакля решат эту сцену? Какие смыслы вложат в этот символический танец? Чаще всего — это танец соблазнения, обнажения, чуть ли не стриптиз. Но то, как придуман этот эпизод в спектакле Гута, — грандиозное решение, которое окончательно проясняет замысел авторов. Семь покрывал — это семь девочек, семь Саломей, которые танцуют перед Иродом и его двойником, водрузивших на себя головы овна. Эта сцена аналогична затее Гамлета, который с помощью бродячих артистов показывает Клавдию представление об отравлении короля, тем самым уличая его в убийстве.
Фото Дамира Юсупова / Большой театр
Интересно, что такая конкретизация сюжета, его психологическая детерминация и акцентирование традиционной для современного искусства темы «детской травмы» совершенно не снижает метафорического месседжа оперы, не переводит ее на уровень голливудского триллера или психиатрической драмы в духе модных, но весьма поверхностных постановочных трендов. Вся мощь и глубина религиозного содержания оперы не только не страдает, а еще и обретает дополнительные детали. Секрет такого феномена в том, что Клаус Гут не делает сочинению Рихарда Штрауса и Оскара Уайльда инъекцию из собственных комплексов или авторских амбиций, а извлекает смыслы из самого текста — музыкального и литературного, лишь усиливая и акцентируя то, что в этом тексте заложено и что при этом созвучно идеям режиссера.
Таков же подход и дирижера Тугана Сохиева, который, пожалуй, впервые за время руководства Большим театром выпустил столь законченную, сделанную, выверенную и убедительную работу. Оркестр Большого театра играет замечательно. Тонкая нюансировка, никакого форсирования звука, очень опасного в провокационной партитуре Штрауса. Прозрачность и чистота звучания, бесцезурность и непрерывность движения, свойственные этой музыке, были глубочайшим образом поняты маэстро и музыкантами и, что самое главное, услышаны. А потому музыка была прочувствована и услышана публикой, устроившей исполнителям заслуженные овации.
Источник: mk.ru
