Оперная певица Маряи Катаева — о жизвни в Германии и России
Марию Катаеву, солистку Немецкой Оперы на Рейне и лауреата конкурса Operalia, в Москву для участия в гала-концерте «Весна. Любовь. Опера» пригласил сам Пласидо Доминго. На Исторической сцене Большого театра меццо-сопрано из Дюссельдорфа (кстати, выпускница Санкт-Петербургской консерватории) выступила с другими звездами мировой сцены. О том, как девушка из Новокузнецка оказалась в Германии и получила ангажемент в одном из лучших театров Европы, мы и поговорили во время ее краткого пребывания в Москве.
— Вы прилетели в Москву из Дюссельдорфа, у нас здесь жизнь, можно сказать, кипит. Театры работают, концерты идут, музеи открыты. А что сейчас происходит на концертных площадках и в театрах Германии?
— Самая главная разница с Россией в том, что у нас в Германии театры официально закрыты. Но внутренняя жизнь все равно продолжается, пусть и в очень жестких ковидных рамках. Мы только что закончили подготовку премьеры оперы В.А. Моцарта «Милосердие Тита» — два месяца готовили и дошли до генеральной репетиции. Правда, после генеральной спектакль заморозили… Так что это наш нерожденный ребенок. Говорят, премьера планируется на сентябрь-октябрь, причем несмотря на то, что это была «ковидная» продукция со всеми ограничениями.
— В масках пели или без?
— Частично. Без маски, соблюдая дистанцию, но когда надо было проходить мимо хора или группы солистов, приходилось надевать маску. Проходишь мимо, отходишь на безопасное расстояние и только потом снимаешь. На сцене размечена дистанция. Конечно, сокращенный состав оркестра, хора. Очень все строго в этом плане, и все равно запретили. Поэтому, когда видишь, что здесь все открыто, пусть и не с заполняемостью зала на 100%, это счастье. Это невероятные эмоции, энергия, это то, ради чего мы, артисты, живем.
— Получается, что Москва сейчас – оазис для артистов.
— Да, это видно даже невооруженным взглядом. Посмотрите, сколько артистов со всего мира сейчас сюда летят.
— Вы тоже прилетели участвовать в концерте знаменитого Пласидо Доминго на сцене Большого театра. Что вы испытывали, когда встали на эту сцену вместе с мэтром?
— Священный трепет. Выступить на одной сцене с Доминго это, конечно, огромная честь и моя мечта, которая воплотилась благодаря нашей встрече и моей победе на конкурсе. Два года назад, когда я приезжала для участия в концерте с маэстро Доминго , мне было очень приятно побывать дома. Сейчас, когда он пригласил меня уже второй раз, это стало большой вехой в моей жизни. Для любого русского человека, певца, артиста Большой театр – это очень важная сцена, это легенда.
— Как получилось, что, родившись в России, получив образование в России, вы никогда не пели в спектакле ни в одном русском театре?
— Дело в том, что, когда я училась на четвертом курсе, получила приглашение в Молодежную программу стажеров в театр Дюссельдорфа, на пятом курсе туда уехала и приезжала в Санкт-Петербург только сдавать экзамены. Это получилось настолько внезапно и спонтанно, что я даже не успела прослушаться ни в один театр России. Честно говоря, я и не представляла, что так получится.
— Вам нравится в Германии жить?
— Нравится. И уже предвкушаю следующий вопрос и отвечу, да, я очень скучаю по родине (смеется). Но в Германии чувствую себя очень хорошо. Я ведь приехала туда не жить, а по работе, и это изначально определило мои приоритеты. Пока меня устраивают условия, которые помогают работать, заниматься, чем хочу. Я очень скучаю по России на самом деле без всяких заискиваний. Конечно, это подарок, что, хоть и редко, но я сюда приезжаю, и у меня есть возможность выступать. Мы, артисты, много отдаем, выдавая 200 процентов своей энергетики и заполняя собой сцену, зал, увлекая зрителей своей харизмой. Сколько всего нужно знать, чтобы подготовить роль, а не просто чисто технически ее спеть. Языковая работа, стилистическая работа, а еще нужно историю изучить, либретто, эпоху и так далее. Затрачивается огромное количество энергии и нужно восстанавливать себя, чтобы потом было что зрителю сказать. Кто-то в музеи ходит, кто-то музыку слушает. Но меня больше всего наполняет энергия Родины. Здесь я могу просто находиться и уже впитываю в себя жизненную силу. Какое-то время по приезде в Дюссельдорф из Москвы мне еще хватает русского запала. Умом это сложно понять, объяснить еще сложнее, но не почувствовать это невозможно.
— С чего у вас началась любовь к опере, когда вы поняли, что это – серьёзно, на всю жизнь?
-Я из Новокузнецка, где нет, никогда не было и вряд ли будет оперный театр. До 15 лет я понятия не имела, что такое опера.
— А сами-то пели?
— Конечно. То, что я буду петь, в этом у меня никогда не было никакого сомнения. Я на сцене с четырех лет, и всегда хотела петь. Моя мама – музыкант, она – мой первый педагог. У меня никогда в жизни не стоял вопрос, какую мне профессию выбрать. Для меня это было настолько естественно!
— Вы счастливый человек.
— Да, абсолютно. Я не представляла, что могла бы заниматься чем-то другим. Ну, может быть, еще рисовать. В детстве я обожала рисовать и сейчас мне безумно жалко, что у меня нет на это времени. А когда мне было 15 лет, я поехала на очередной музыкальный конкурс в Новосибирск, и мы отправились в первый раз в оперный театр, знаете его? Такой огромный. Когда мы туда зашли, и я увидела эти статуи, этот зал, они меня ошеломили. Пели «Тоску» Дж. Пуччини… Я ничего не понимала в этом, признаюсь, я даже прочитала в программке «тоскА», и подумала, зачем же мы туда идем, если нас честно предупредили, что это — тоска. И потом все время думала: как эти люди, певцы, могут без микрофона выйти и еще перекричать оркестр, наполнить своим голосом такой огромный зал? Для меня это было мистикой, волшебством. И хотя после «Тоски» осталось мощное впечатление, я тогда не вдохновилась, чтобы самой заниматься оперным пением. Я очень любила музыку, но хотела быть джазовой певицей. В Новокузнецке есть, кстати, известный джазовый фестиваль «Джаз у старой крепости». Туда со всего мира приезжают музыканты, оркестры, певцы. Я все впитывала, и мне очень нравилось, что музыка звучит в интимной атмосфере, исчезает дистанция – зрительный зал-сцена. Но мама настояла на том, чтобы я получила академическое музыкальное образование. Она так и сказала: «Это будет твоя основа, и после этого ты решишь, в каком направлении двигаться».
— Какая мудрая у вас мама!
— В итоге я поступила в наше музыкальное училище в Новокузнецке. На вокальное отделение меня не взяли, мне было 16 лет, посчитали, что не доросла, так что я поступила на дирижерское отделение. Вокалом я все равно занималась интенсивно, так как мой педагог была большим энтузиастом. Я занималась даже больше, чем вокалисты, и параллельно изучала теорию музыки, сольфеджио, хоровые дирижерские дисциплины, которые мне сейчас помогают быстро выучивать партии, быть в контакте с дирижерами, понимать, чего они хотят. В нашем мире, когда пение превратилось в огромную фабрику, умение быстро выучить что-то, «впрыгнуть» в спектакль (а такие ситуации тоже случаются) – это очень нужный навык.
Тогда же я в первый раз я услышала Марию Каллас, как она пела Кармен, Розину… Тембр ее голоса, потрясающая энергетика, интонирование перевернули мои представления об оперном пении. В детстве мне казалось – ну, воют какими-то голосами, зачем какие-то тетки с печальными лицами, с ужасными гримасами. И когда я услышала этот голос, а потом еще и увидела, как выглядела эта женщина, и как она завораживала – она стала моей богиней. И мне так захотелось петь, чтобы приблизиться к ней хоть на волосок! Я стала по записям снимать звук, выучила арию Розины и Хабанеру Кармен.
— А начинали вы как меццо или все-таки сопрано?
— Очень долго было непонятно. У меня всегда был хороший верх. Голос шел и наверх, и вниз, он мог развиться в любую сторону. Но мне самой сильно хотелось быть меццо-сопрано. Я чуть ли не молилась Богу! Мне хотелось петь Кармен, мне хотелось обладать бархатистым тембром.
— Почему вы в Санкт-Петербургскую консерваторию поехали поступать?
-Я сильно и не раздумывала. В течение моего обучения в училище я поездила по конкурсам, побывала и в Свердловской консерватории, и в Одесской, и в Новосибирской. Участвовала в фортепианных, дирижерских, вокальных конкурсах, даже в конкурсах по теории музыки, призовые места занимала. Везде попутно прослушивалась, искала путь, искала советов, чтобы мне сказали, какого типа у меня голос и вообще, стоит ли мне этим заниматься. Я очень хотела петь, но была жутко в себе не уверена. Тогда Санкт-Петербургская консерватория стала для меня приоритетом. Но я и не жалею. Питер – чудесный город, я встретила там всех важных людей, которые сыграли роль в моей жизни и дали мне крепкую базу. Это был абсолютно правильный выбор.
Я занималась как сумасшедшая — настолько сильным было желание, и я даже скажу, что этот возраст, где-то с 16 до 20 лет, наверно, в моей жизни был самым целеустремленным, самым неутомимым периодом. Помню одно дикое желание – вперед. Я могла заниматься сутками, и занималась абсолютно всем. Сейчас это мне очень помогает. Выучить роль, подготовить партию – я сама себе все играю. Играю и своему мужу, знаю весь баритоновый репертуар. Кстати, сейчас мне все это очень пригодилось. После локдауна осенью начались первые послабления, и к нам приехал режиссер Йоханнес Эрат. Ему надо было поставить спектакль, что-то типа попурри, из разных музыкальных номеров, причем так, чтобы все было с соблюдением дистанции. Он пришел на экспликацию с чистым листом. Непонятно было, как и что можно было сделать в этих условиях. Но он придумал такую постановку, в которой обыграл особенности каждого артиста, отталкиваясь от его личностных данных. В этом спектакле я раскрылась с разных сторон: как актриса, потому что мы очень плотно работали с актерской стороной, при этом я пела одну оперную арию и одну джазовую композицию – представляете, через сколько лет исполнилась моя джазовая мечта? Это был кайф! И одну из композиций Баха я играла на рояле. Вот где пригодились мои способности!
— На каком языке вам легче всего петь?
— Мне нравятся, конечно, итальянский и французский. И испанский еще — теперь это моя новая любовь. Для себя я открыла жанр сарсуэлы, когда готовилась к конкурсу Operalia. Там была номинации «сарсуэла» (испанская песня), которую ввел Пласидо Доминго в память своих родителей. Его родители были известными певцами сарсуэлы, много делали для продвижения этого жанра в мировой культуре. Теперь, в том числе и благодаря Operalia, сарсуэла становится все более популярной. Между прочим, это сложная музыка для исполнения. На конкурсе я исполнила две сарсуэлы, получила огромное количество комплиментов, но самый большой в моей жизни комплимент я услышала от жены Доминго — Марты, которая мне сказали, что я теперь могу самих испанцев обучать этому стилю. Я влюблена в испанскую культуру, даже училась играть на кастаньетах и использую элементы фламенко.
— И в «Кармен» на кастаньетах сами играете или оркестр помогает?
— Конечно, сама! Я пела в четырех постановках «Кармен» и всегда сама играла на кастаньетах. В партитуре же написано, что, если певица может, она должна сама играть. Даже не было вопроса! У меня есть подарок от одной певицы испанской – настоящие испанские кастаньеты, на которых ее отпечатки пальцев, а она сама училась игре на кастаньетах с детства. У них потрясающий звук. Они и на ощупь великолепные, я их очень люблю и везде с собой вожу.
— Где бы вы хотели выступить? Например, в России?
— В Новосибирске. У меня в Новокузнецке вся семья, а в Новосибирске огромное количество друзей, сокурсников, очень много знакомых, с которыми я бы хотела и увидеться, и поработать. Мне было бы очень приятно спеть дома.
Источник: mk.ru
